25 февраля по инициативе заместителя декана А.В.Киташова и главного редактора студенческой газеты Sepiida Артемия Третьякова прошел круглый стол на тему “Пропускной режим и биофак”. Поводом к обсуждению стало опубликование и подписание петиции за ослабление пропускного режима к ректору Московского университета на сайте Change.org.
Во встрече приняли участие заместитель декана по административно-хозяйственной работе С.В.Ефимовский, заведующий кафедрой зоологии позвоночных профессор Л.П.Корзун, старший научный сотрудник кафедры зоологии позвоночных Н.А.Поярков, студент I курса Дмитрий Дианов и студентка III курса Ольга Емельянова.
Киташов: Свыше двух тысяч человек, уже почти две с половиной тысячи подписали известную вам петицию. И я пригласил вас сюда для того, чтобы весьма кратко обсудить эту петицию. Здесь также присутствует Артемий Третьяков, главный редактор студенческой газеты Сепиида, поскольку их также интересует этот вопрос. Мы бы хотели опубликовать запись этой беседы, поскольку задача нашей встречи — обменяться мнениями, чтобы мы чуть лучше друг друга понимали, когда мы говорим о пропускном режиме, о “казарменном” режиме, и так далее.
Сначала мы спросим студентов: что вызывает вашу тревогу, когда вы подходите к проходной или когда вы читаете какие-то правила, или вы слышите о каких-то правилах, или подходите к комнате, где вас фотографируют и заносят данные на карточку?
Емельянова: Тревогу у меня ничего не вызывает, у меня возникает много вопросов. В первую очередь, я не понимаю рациональности этой системы. То есть я помню, что в декабре, когда декан отвечал на вопросы студсовета, было упомянуто, что это делается для того, чтобы знать, сколько человек находится на факультете в случае пожара, а также для того, чтобы уменьшить очереди в “час пик” на входе. При этом [было сказано, что] за нами остается также право ходить по студенческим. Поэтому объяснение, что это делается для учета количества человек на факультете, сразу становится невозможным: зашел по студенческому – вышел по пропуску, зашел по пропуску – вышел по студенческому. То есть я не понимаю, зачем создавать лишнюю альтернативу? Тем более, если предполагается, что пропуск будет связан с системой на компьютере охранника, где должна высвечиваться фотография, то это будет занимать времени столько же, сколько занимает проверка студенческого. То есть второй аргумент тоже не подходит.
Киташов: То есть вы думаете, что охранник будет останавливать каждого человека, ждать, пока будет появляться фотография, и сверять?
Ольга: Просто если фотография не будет появляться, то карточку можно будет передать любому. То есть как тогда можно будет обезопасить от …
Корзун: … проникновения посторонних.
Ольга: Да.
Киташов: Я себе это представлял так, что охранник просто будет видеть лицо человека, запечатленное в системе одновременно со свободным проходом через турникет. Сергей Владиславович, это так будет? Или предполагалось что-то другое?
Ефимовский: Предполагалось, что со временем мы сможем выйти на то, что охранник сможет видеть лицо, связанное с конкретной фамилией, и если эти лица не “гармонируют”, то он сможет задать определенные вопросы. Но, если быть честным, это вопрос не очень близкой перспективы, потому что делалось это на будущее. У нас нет таких систем, и нет таких на ближайшее время планов, потому что это требует, вообще говоря, переноса турникетов. Вот Ольга говорит правильно, пришли, приложили, пока это выведется на экран… это требует выноса турникета совсем в другое место, может быть, на вход. Пока человек зайдет, охранник, действительно, может быть, что-нибудь увидит. То есть это совсем дальняя перспектива, на мой взгляд, аргумент, что-то будет тормозиться неуместен.
Киташов: Сергей Владиславович, если мы заговорили о перспективе. В самом деле, непонятно, для чего эта система вводится? У нас была старая система, я припоминаю, какой она была в начале. Это были бабушки и дедушки, которые сидели там же, там же стоял стол, все, кто хотел, показывали удостоверения, кто не хотел, не показывал, но все равно проходили. Потом появился ЧОП. Милиции не было у нас?
Корзун: Нет, милиции не было.
Киташов: Этот ЧОП, по-моему, нам не подчиняется?
Ефимовский: Он никогда нам не подчинялся, это другая организация, которая заключала с нами договор об охранных услугах.
Киташов: А контролирует их кто?
Ефимовский: А контролирует их заместитель проректора — начальник управления обеспечения безопасного функционирования МГУ, ну и, естественно, их [собственный] руководитель. С нами они взаимодействуют, но нам они не подчиняются.
Киташов: Возвращаясь к первому вопросу, о перспективе. Какая была цель введения новой системы, каковы были причины и какова была цель администрации?
Ефимовский: Если вы помните, мы систему вчерне закончили в начале сентября или даже в середине сентября. С тех пор прошло уже почти полгода, а система все еще работает в тестовом режиме. Мы пока не можем выйти на то, чтобы пустить ее в полной мере. Связано это в значительной мере с тем, что не все еще получили эти электронные карты и метки. Между прочим, я хожу по социальной карте: меня попросили тестировать эту систему, пока еще бывают технические небольшие проблемы с турникетами.
Главное, ради чего эта система создавалась, и я об этом говорил на прошлой встрече со студенческим активом, главная проблема была связана именно с вопросами безопасности на факультете. 2015 год был “отмечен” двумя сильными задымлениями и одним пожаром. Все эти инциденты были связаны с тем, что на факультете в позднее время остается достаточно много людей, и какие бы усилия ни прилагала администрация, часть этих людей курит, причем, некоторые из них курят на рабочем месте. И время от времени они перестают контролировать… в силу разных причин свое поведение, и вот у нас было два задымления и один пожар, последствия от которых нам по счастью удалось… сгладить в значительной степени.
Вопросы безопасности остаются. Из них первый, это сколько человек у нас вечером остаются. И поэтому, вообще говоря, может быть я буду не очень популярен, но мы бы хотели эту систему запустить. Вот то, о чем Ольга говорит, что до сих пор люди входят по студенческим, но нам бы очень хотелось все-таки знать, сколько у нас человек вечером остаются. И зная, где они остаются, мы могли бы этим именно местам пристальное внимание уделять.
Не секрет, что по сравнению с предыдущими сменами охраны, эта смена очень спокойна, если ее по голове не бить и не злить какими-то совершенно специальными действиями. На прошлой неделе был совершенно вопиющший инцидент…
Киташов: Сергей Владиславович, позвольте, я вас здесь приостановлю и обращусь к Николаю Андреевичу.
Николай Андреевич, вы очень активно взаимодействуете с коллегами. Знаю, что вы и с иностранными коллегами много с нашим отделом совместно работаете, и с коллегами из других российских институтов. Как я понял из петиции, которую подписали здесь присутствующие, одна из претензий к системе заключается в том, что она затрудняет жизнь сотрудникам, преподавателям, которые хотят взаимодействовать с миром. Верно? Есть люди, которые приходят в Московский университет за знаниями, есть люди, которые приходят ради совместной работы. Высказано мнение, что эта система вредит академической открытости. Так это или нет, и, если да, почему, по вашей оценке, это так?
Поярков: Спасибо большое, вы хорошо сформулировали суть наших вопросов. В конце прошлого года было интенсивное обсуждение среди в основном молодых научных сотрудников разных кафедр. И действительно, во многом эти встречи были вызваны предыдущей охраной, отношениями, которые сложились с ней. Но так или иначе возникало ощущение, что есть некоторая тенденция, которая, действительно, в развитии своем будет препятствовать необходимому для университета качеству – для университета необходима существенная открытость, потому что МГУ это не просто какой-то университет, какой-то институт. Это главный и ведущий вуз страны, и он должен выполнять существенную социальную функцию во взаимодействии с обществом в целом.
Есть три основных направления по взаимодействию с коллегами, которые можно сформулировать как: организация совместных научных семинаров, публичных лекций и такого рода мероприятий, образовательных или просто обсуждений. Встреча и общение с коллегами из Академии наук, из других университетов, которые могут возникать спонтанно иногда, внезапно. Например, мне звонит коллега из Калужского университета, говорит, мол, я сейчас в Москве, мне нужно заехать завезти материал, на пять минут. Но я должен делать ему разрешение заранее, это очень неудобно, что я не могу его пригласить к себе в лабораторию и с ним обсудить какой-то вопрос.
И третье это организация образования для школьников, это, в частности, организация разных кружков. Это отдельный вариант, потому что мы пропускаем на факультет несовершеннолетних. То есть если говорить об организации мероприятий, связанных со свободным посещением, то, конечно, тут мы упираемся в проблему ученых советов, потому что они по определению должны иметь свободный допуск на них. Все равно возникает проблема подготовки для каждого совета, которая ложится на кого-то, в частности, на секретаря совета или на кого-то еще. Это большой труд по подготовке этих [списочных] листов. И в той системе, которая у нас существовала, каждый, кто вошел на факультет, должен иметь хотя бы разовый пропуск. Про введение постоянных пропусков я не говорю сейчас. Как я понимаю, по новому варианту [правил], сейчас это можно делать по подтверждению заведующего кафедрой и Василия Филипповича [Мартынюка], но все равно это требует обязательного взаимодействия с тем же Василием Филипповичем, который очень занятой человек, и часто его, например, невозможно здесь поймать.
Киташов: То есть у нас есть узкое место?
Поярков: У нас есть узкое место. Это значит, что я или кто-то должен делать это обязательно заранее. В то время как раньше, я сам был этому не раз свидетелем, и как это происходит в разных институтах Академии наук, в том числе, и в специальных институтах, куда не такой свободный допуск, как в Московский университет, приходит научный сотрудник, показывает свое удостоверение, ну хорошо, запишут паспортные данные человека в журнал, в котором можно фиксировать и время выхода человека.
В этом, конечно, главный момент. Что всех сильно задевает – невозможность переложить ответственность на научного сотрудника или преподавателя университета при фиксации охраной этих данных. Это же не сотни людей в день. Это, может быть, десятки. Это вполне реально. А это лишает их доверия, что, мол, они приведут человека, который что-то украдет или устроит пожар. Конечно же это не так. И чтобы все-таки как-то это облегчить, это главный вопрос, на мой взгляд.
Киташов: Перед тем, как я передам слово Сергею Владиславовичу, я бы хотел спросить Вас, а потом студентов. Вы сказали, что университет это открытое учреждение. Мы можем идентифицировать посетителей, а можем не идентифицировать посетителей. Это два альтернативных подхода: мы можем их не идентифицировать, но считать (например, при помощи турникета), или мы должны знать, как это делают в институтах, кто заходит. По вашей оценке, необходимо ли идентифицировать всех, кто входит?
Поярков: Вы понимаете, что, конечно, нужно мыслить реалистично. Есть некоторые идеальные общества, где университет это центр страны, там нет никаких проблем с финансированием, и люди приходят, чтобы просвещаться. При этом есть Главное здание, есть распоряжение по пропускному режиму в МГУ, где прямо написано, что есть возможность для отдельных зданий, вне ГЗ, оформлять свой собственный пропускной режим. Может быть, я отчасти бы и не хотел, чтобы любой бы мог придти на кафедру зоологии позвоночных и припасть к зоологии. Но я и не думаю, что это реалистично. Нужно искать некоторый компромисс. И тот компромисс, который достигнут в некоторых институтах Академии наук, я знаю, моих коллег, и меня, в частности, вполне бы устроил. Потому что это не создавало бы лишних проблем ни охране, ни Василию Филипповичу. И, в общем-то, я думаю, это тот вариант, насчет которого можно убедить ректорат в том, что это не опасно, потому что научный сотрудник может привести своего коллегу и с ним пообщаться. И не обязательно ставить об этом в известность людей в Главном здании.
Киташов: То есть я правильно понял ваш ответ, что, если в идеальном обществе можно не идентифицировать, то в нашем обществе это не реалистично по разным причинам?
Поярков: Я считаю, что идентификация вполне допустима.
Киташов: А как вы думаете, Дмитрий?
Дианов: Я совершенно согласен. Я застал еще те времена, когда научный сотрудник мог просто показать свое удостоверение и провести человека в течение дня на биофак, и я считаю, что даже если бы мне пришлось показывать паспорт, что, в общем-то совершенно нормально, его выдают с 14 лет, записать паспортные данные, то это совершенно приемлемо.
Емельянова: Да, и я тоже соглашусь.
Киташов: Сергей Владиславович, вот Николай Андреевич упомянул, что у нас есть ректорат, центральные структуры. Какова свобода подразделения, каковым является биологический факультет в формулировании правил и определении порядка? Насколько мы свободны здесь? Предположим, что ученый совет принимает решение отказаться от идентификации, открыть полностью доступ. Насколько это реально было бы?
Ефимовский: Существует приказ ректора о пропускной системе в Московском университете, и очень далеко от этого приказа мы уйти не можем, конечно. Идентификация в этом приказе наличествует, поэтому просто мимо этого пройти не можем.
На мой взгляд,опасения, о которых вы говорите, что эти пропуска нужно заказывать загодя, если быть честным, у меня вызывают странное ощущение. По всей видимости, мы плохо работали, плохо говорили или плохо показывали. В том приказе, который издан у нас, не требуется подпись только Мартынюка, хотя она и “забита” в конкретном шаблоне документа. Стандартная ситуация – ко мне приходит человек и говорит, что Василия Филипповича нет. И я подписываю. Когда мы задали этот вопрос А.М.Рубцову (замдекана по научной работе), он сказал, что он тоже подписывает. Если внимательно прочитать факультетский приказ, там вообще написано “заместитель декана”, но не указано, что этого заместителя декана зовут, например, Мартынюк Василий Филиппович. То есть любой заместитель декана, то есть, например, Л.П.Корзун или А.В.Киташов, или С.В.Ефимовский может взять и подписать пропуск, независимо от того, что там написано “В.Ф.Мартынюк”.
Поярков: Но, Сергей Владиславович, есть же разные подразделения с разным пропускным режимом.
Ефимовский: Разумеется.
Поярков: Мы говорим о том, что у биофака есть возможность стремиться к чему-то такому, что будет удобно биофаку. Есть Зоологический музей, который является нашим подразделением, где совершенно другой пропускной режим. Но это подразделение МГУ, занимающее такое же отдельное здание.
Ефимовский: Да, это подразделение МГУ, обслуживающееся через биофак, но самостоятельное подразделение, у которого даже есть свой отдел кадров. Оно на своей территории устанавливает свои правила.
Поярков: Зачем биофаку вовлекать в это всех заместителей декана, и перекладывать ответственность научных сотрудников на них?
Киташов: Можно я услышу ваш вопрос и потом адресую его. А сейчас я бы хотел заметить, что Сергей Владиславович говорит нам, что пропускной режим не настолько жесток, как могло сложиться впечатление. С другой стороны, вы, Николай Андреевич, вы мимо этих его слов проходите и продолжаете говорить о целесообразности такого режима. Может быть, у нас есть такая проблема, что мы друг друга не слышим? Вот у нас есть петиция, адресованная ректору и посвященная событиям, которые происходят на биологическом факультете. Может возникнуть предположение, что сотрудники деканата не отвечали, не слышали. Или будто декан отказывался от встреч, от дискуссий. У человека со стороны может сложиться такое впечатление.
Леонид Петрович, вы самый многогранный человек из сидящих за этим столом. Вы и заведующий кафедрой, и известный зоолог, вы и преподаватель. Вы можете посмотреть на ситуацию с разных точек. Все ли у нас в порядке с внутренней дискуссией на факультете?
Корзун: Мне трудно об этом судить, потому что, действительно, одна из “граней” моих находится на кафедре, и такие разговоры на кафедре со мной без конца ведутся. То есть я в этой каше варюсь, и создатели этого обращения – мои друзья практически. Какого-то отчуждения я не вижу. Я бывал на всех собраниях, которые проводились по этому поводу. Тоже было все нормально в этом плане. Вот тоже сегодня этот круглый стол. Мне кажется, все-таки, этот пропускной режим, как и всякий режим, должен способствовать, а не мешать. Нужно каким-то образом избавиться от этой неприятной составляющей. То что у нас режимное заведение – не в классическом, конечно, смысле, но то что у нас есть свой режим, это точно. В аудиториях идут занятия, людям мешать нельзя. Идет научный процесс, сотрудников отвлекать нельзя. И поэтому бабушки, дедушки, которые хотят, скажем, своих внуков или детей привести, показать, как они сами учились, конечно это должно быть под ответственность кого-то с кафедры. Нельзя, чтобы дети бегали безнадзорно, заглядывали куда угодно. Хотя у нас и с колясками ходят, и это обычная вещь. Знаешь, кто к кому приехал, почему ребенка оставить нельзя было одного. Режим есть, и он должен соблюдаться ради нас самих, тех, кто работает здесь.
Как пропускать? Оставим проблему, которая, видно, еще не созрела, это двойственность пропуска и карточки, то что вы подняли. Пока это все в пилотном виде – поживем-увидим. Надо сейчас делать то, что в наших силах.
Первое, как мне кажется, и я не вижу никаких препятствий пропускать всех с академическими пропусками. И с четкой идентификацией: “я иду на такую-то кафедру к такому-то”.
Поярков: Или на совместный семинар.
Корзун: Да, или на эксперимент, если совместный грант. Академический пропуск должен быть пропуском на биофак, точно совершенно, на мой взгляд. Мы уже шаг в эту сторону сделали, обозначили элиту, академики, член.-корры, которые могут проходить беспрепятственно. И что? Есть “голубая кровь, белая кость”, и есть “люди второго сорта”? Недопустимо! И академик, и студент должны одинаково чувствовать себя на факультете.
Ректор объявил, что допуск на факультет будут иметь люди с дипломом. Alma mater открыта для всех выпускников, достаточно носить с собой ксерокопию диплома и удостоверение личности.
Если у человека не оказалось ни диплома, ни академического пропуска, но он знает, к кому и куда идет. Мне кажется, порядочность сотрудников не должна ставиться под сомнение. Спустился сотрудник с документом, идентифицировали и его, и того, кто к нему пришел, записали. Сотрудник полностью отвечает за поведение гостя. Если этого сделать по каким-то причинам не разрешат, тогда пусть заведующие кафедры будут обладать таким правом.
Что касается студентов, мне кажется, что тут вопроса вообще не должно быть. Когда я был студентом, у меня всегда был пропуск в кармане, нет никакой проблемы показать его и пройти. Документы у студентов есть. Можно ли приглашать своих друзей, водить их по факультету, на мостике “тусоваться” – большой вопрос. На студента возлагать такую ответственность, как на сотрудников, я бы не стал. Молодежь есть молодежь. Если мы такие меры примем, то конфликтов быть не должно. Так что больше доверия сотрудникам, и больше ответственности.
Поярков: Я больше чем уверен, что если бы пункты, которые вы обозначили, были как-то реально имплементированны, это сняло бы вопросы у 95% людей, которые беспокоятся.
Но пока это не введено, сотрудники университета находятся в зависимости от очень большого количества факторов, в том числе от того, на работе ли заместители декана, “хороший” ли на входе охранник. Сейчас там интеллигентные люди, но до этого был просто кошмар.
Ефимовский: Этой смены больше нет, мы обращались в Главное здание по этому вопросу, сейчас они работают в другом месте.
Корзун: И факультет за этим обязан следить.
Киташов: Я бы хотел немного уравновесить. Неправильно говорить, что все, кто имеет отношение к факультету и университету – “белая кость”, а охранники хамят. Бывают и со стороны тех, кто работает в университете непозволительные выпады, такие случаи были. Поэтому хочется всех призвать к сдержанности.
Сергей Владиславович, высказано пожелание, нарисована картина “Эдема”, насколько администрация факультета способна это реализовать?
Ефимовский: Я бы хотел задать всем присутствующим вопрос. Вот мы разрешаем всем сотрудникам спуститься, показать пропуск, записать в журнал посетителя и его провести. То есть, слесарь может спуститься и кого-то провести?
Корзун: Нет, я говорил про научный и педагогический состав.
Ефимовский: То есть, все-таки у нас есть “белая кость”. И только эти сотрудники имеют право. Скажем, если спускается главный бухгалтер и говорит, что надо пустить проверяющего, то все-таки ему надо искать Василия Филипповича. Возникает масса вопросов при выстраивании системы.
Корзун: Но ведь эти вопросы легко решаются. У всех подразделений есть руководители, у бухгалтерии, у инженеров. Эти руководители тоже должны иметь такие права.
Ефимовский: Вот приходит сотрудник академии наук. Он слесарь или уборщик, но сотрудник академии наук с удостоверением. Мы его пропускаем?
Поярков: Если он идет на ученый совет, знает, на какую диссертацию, может быть, он разбирается, то несомненно. Он имеет право пройти, даже если он слесарь.
Ефимовский: То есть, мы разрешаем любому сотруднику академии наук проходить на факультет. И у нас есть сотрудники, которые могут спускаться и проводить посетителей.
Поярков: Да, мне кажется, это нужно для факультета. Факультету нужно взаимодействие с академией, которое ничем не ограничивалось бы.
Корзун: У нас уже плохая репутация. [смеется] Уже так говорят: “да я к тебе не приду на факультет, меня не пустят, я всего лишь доктор наук”.
Поярков: Несколько семинаров было прекращено, в частности из-за того, что происходило в том году. Нужно что-то сделать, чтобы вернуть репутацию.
Киташов: Вот это мы сейчас и обсуждаем. Сергей Владиславович, насколько реально сейчас расширить список? Можем ли мы заявить, что в список входят все сотрудники Академии наук, кроме таких-то, или что в список входят только определенные категории?
Ефимовский: Если вводить это в приказ, то я бы ограничил список научными сотрудниками.
Поярков: Есть много людей на инженерных ставках, которые у нас в грантах, которые тоже должны проходить на факультет.
Корзун: Я очень хорошо понимаю Сергея Владиславовича, ему предстоит выработать механику этой системы. Какой-то человек, показавший академический пропуск и сказавший, что он идет на такую-то кафедру, если написано в удостоверении, что он научный сотрудник такой-то категории, он проходит. Если это аспирант или лаборант – а мы знаем, что сидят у нас и кандидаты наук на лаборантских ставках – тогда пригласите, пусть он позвонит на кафедру, к нему спустятся, и все.
Поярков: Конечно.
Корзун: А вот без сопровождающего любой научный сотрудник говорит, что он на такую-то кафедру, и его записали. Потому что иначе мы будем выдумывать много разных неожиданных для нас категорий. Вот, уборщица пришла перенимать опыт, как у нас подметают кабинеты.
Ефимовский: На самом деле, на факультете имеется очень небольшой по объему, но проблемный материал такой (я знаю это, поскольку работал и главным бухгалтером, а сейчас курирую экономический блок): каждый год на факультете исчезает определенное количество материальных ценностей. Все мы хорошие, замечательные, мы все за всех можем поручиться, и я свое удостоверение показывал полиции, чтобы за того человека поручиться, который потом свой пост написал очень…
Киташов: Недоброжелательный.
Ефимовский: Но, тем не менее, ноутбуки, мобильные телефоны, кошельки у нас на факультете пропадают. Не могу сказать, что каждый день, но десяток случаев в год бывает.
Корзун: Ну, мне кажется, это имеет косвенное отношение к предмету обсуждения, потому что есть такое индивидуальное разгильдяйство. Действительно: вот меня на кафедре всегда упрекают, что у меня опять открыта дверь. Не закрываю я дверь!
Ефимовский: [смеется] Леонид Петрович, я закрываю всегда.
Корзун: Вот видите, вас нужно похвалить, а меня отругать, совершенно справедливо. Потому что кабинет это не мое личное помещение. Это мое служебное помещение. Ну пропадет у меня что-то – я постараюсь промолчать, потому что сам разгильдяй.
Ефимовский: … поэтому мне не кажется, что нужно такую зеленую улицу открывать для всех, но серьезные послабления порядка, который сейчас установлен, могут быть вполне допустимы. На мой взгляд, их просто нужно обсуждать, но конкретно, детально.
Корзун: Ну наверное нужно подготовить резолюцию, дорожную карту, и потом детально обсуждать.
Поярков: В прошлом году за подписью заведующих кафедрами было письмо, где было перечислено некоторое количество пунктов, многие из которых хорошо совпадают с тем, о чем мы говорили сегодня. Хотя прямого ответа, как я понимаю, на это письмо получено не было, я думаю, что имеет смысл обратиться к этому тексту еще раз? Я считаю, что мы вполне конкретно сегодня обсудили причины этого волнения.
Корзун: Если положить руку на сердце, как я это чувствую, у меня лично проблем никаких нет. Потому что написать и распечатать пропуск, подписать и оставить на вахте, и даже более того: я иногда подхожу, говорю, мол, простите, не успел написать, впишите (у них там тетрадочка лежит), что приедет такой-то. Проходит человек свободно. Но это, наверное, меня идентифицируют как-то. До этого меня смущало совершенно не университетское хамство вахтеров.
Ефимовский: Это спокойная смена.
Корзун: Да, и они здравые люди, они видят, что если человек поздно уходит, не цепляются.
Поярков: Да, это правда.
Корзун: И я вижу, у них очень хорошая память профессиональная. Они уже узнают многих. Если они видят, что явно не наш человек, они отсеивают. И там начинают чуть ли не в истерике иногда на ступеньках биться.
Поярков: Но мы должны разработать систему правил, которые бы гарантировали этот комфорт вне зависимости от того, кто у нас стоит на вахте.
Корзун: Я не очень удобный объект для такого общения, потому что я таких проблем не вижу, описанных в этой петиции.
Поярков: Ну вот видите, а они есть.
Корзун: … и мне показалось, что “звезда угасла, а свет ее идет”. Острота проблемы же была снята. Очень комфортно проходишь, кого угодно проводишь. Но ответственность сотрудников факультета должна быть! Это я подчеркиваю.
Киташов: Леонид Петрович, можно мне в развитие этой темы спросить у студентов, которых я прервал в начале. Сейчас я чувствую, что можно дискуссию провести, оптимизировать правила, можно, наверное постараться (это будет задача Сергея Владиславовича и Василия Филипповича) убедить соответствующие службы ректората, что у биофака особая судьба. Предположим, нам удастся оптимизировать порядок прохода. Существуют ли какие-то еще, подспудные опасения? Может быть, не высказанные?
Дианов: На данный момент опасений у студенчества, как я понимаю, нет. Все ходят по студенческим билетам, многие получили карточки, но ими не пользуются. Когда систему введут, очевидно, будет некоторая волна трудностей, но в целом я надеюсь, что если за посещаемостью никто следить не будет, то студентов ничего не волнует.
Киташов: Как уже говорилось, к учету посещаемости эта система иметь отношения не будет. Для этого есть совершенно другие инструменты, например, книги учета. Это более надежно. Понятно, что студентам, как и всем, хочется меньше ответственности.
Емельянова: Честно говоря, я так и не получила ответа на свой вопрос. Зачем вводить новую систему? Либо нужно заставлять всех пользоваться карточками, либо не получится узнать, сколько человек находится на факультете.
Киташов: Ответ был дан, но не в явной форме. Система еще не введена в эксплуатацию. Она была спроектирована, запущена, но предполагается, что со временем все будут ходить по карточкам, а тех, кто ходит по документам, будут записывать в журнал. Для меня не очень объяснима привязка иллюзорной свободы к каждому новому техническому средству. На самом деле свободы нет, потому что по всем документам посещение лекций и семинаров обязательно.
Ефимовский: На моей памяти был такой случай: человек не сдал сессию, потом не сдал еще что-то. Когда рассматривался вопрос о его отчислении, стало известно, что он не посещал занятия. Стало известно так: инспектор курса принесла несколько докладных от лекторов, в которых было написано, что на занятиях его не было. Вопрос о посещаемости возникает на самой последней стадии отчисления.
Корзун: Даже если заработает система карточек, я ущемления свободы не вижу. Сейчас же везде камеры, но это никого не смущает. Люди живут своей жизнью, системы пропусков в эту жизнь не вмешиваются.
Киташов: Мы уже беседуем час, так что сейчас я бы попросил всех присутствующих задать те вопросы, которые у них еще остались.
Артемий: Насколько я знаю, многие задаются вопросом, что будет с тем студентом, который забудет и карточку, и студенческий? Его не пустят на занятия?
Ефимовский: На самом деле у нас это отработано. Осенью случился казус, когда студенческие билеты у целого курса продлены на были. Это было связано с техническими просчетами одного из отделов. Мы вызывали начальников курсов, которые стояли у входа определенное количество времени, потому что тогда был системный вопрос, это был не один человек. Мы быстро решили вопрос через Главное здание, но пока этого не произошло, просто стоял человек и записывал студентов в список.
Киташов: А могут ли быть какие-то списки у охранников? Может быть, нам иметь список студентов?
Корзун: По-моему, это очень правильный путь: список инспекторов курсов у вахтера, вахтер звонит инспектору, уточняет, есть ли такой студент в списке. Мобильный инспекторов первого, второго, третьего, четвертого, пятого, шестого теперь курсов. Вахтер звонит уточняет, есть такой студент или нет.
Ефимовский: Если нет инспектора одного, то есть инспектор другой. Я не думаю, что нужно все списки, сотрудников и студентов, отдавать охранникам.
Киташов: Но у кого-то они могут быть, например, у Василия Филипповича. Другое дело, что если у человека нет документа.
Ефимовский: Вот у нас есть другая проблема: есть определенное количество пожилых сотрудников, которые из склонности к забывчивости могут забыть все. Вот на них мы, возможно, сделаем список. Но больше ни на кого.
Артемий: Еще один вопрос. Была такая ситуация: осенью у охранников был список аспирантов, но охранник его потерял. Нам еще не выдали удостоверения и, пока этот список найден не был, я многое о себе услышал от этого охранника. Есть ли какие-то рычаги давления на таких охранников?
Корзун: Нет никакой проблемы. Нужно писать заявление на имя декана: “тогда-то, во столько-то, я столкнулся с грубым обращением…”. Это нужно знать, и этим пользоваться.
Ефимовский: На самом деле, в значительном числе случаев, люди приходят ко мне. Мой телефон есть на вахте и я обычно на месте.
Поярков: Можно еще один вопрос в формате блиц. Есть очень много сотрудников, которые остаются на работе поздно, например, идет какой-то эксперимент. В частности, когда составлялось письмо заведующих, там речь шла о том, что крайний срок – 22 часа.
Корзун: Коля, но н
