18 марта 2016 г. по инициативе главного редактора студенческой газеты Sepiida Артемия Третьякова прошел круглый стол на тему “Английский язык на биологическом факультете: преподавание и экзамен”.
Во встрече приняли участие заведующий кафедрой английского языка для естественных факультетов факультета иностранных языков и регионоведения МГУ профессор Л. В. Полубиченко, заместители декана биологического факультета по учебной работе А. А. Осмоловский и по международному сотрудничеству А. В. Киташов и председатель студенческого совета Анна Гебрук.
Артемий Третьяков: Я знаю, что у студентов возникли какие-то проблемы с переносом экзамена. Я не до конца понял, зачем экзамен переносить и почему это сделать невозможно. В курс дела, видимо, лучше введет Анна.
Анна Гебрук: На самом деле, мне кажется, дискуссия происходит несколько позже, чем ей следовало бы происходить, потому что на данном этапе конфликт уже более-менее разрешен. У нас возникли не столько проблемы, сколько переживания массовые, потому что информация об экзамене к нам поступала довольно противоречивая и довольно хаотично. Сначала мы услышали о том, что экзамен будет происходить в марте, по поводу чего все обрадовались, потому что, из-за перестройки учебных планов, у нас в мае будет очень большая нагрузка, а все-таки экзамен по английскому – дело довольно серьезное, особенно для тех, у кого уровень не очень. Поэтому хотелось подойти к этому вопросу ответственно и сдавать его в то время, когда мы не нагружены дипломом и госами, выглядело очень позитивно. А потом оказалось, что его переносят на май и мы просто попытались выяснить, почему это так. Сначала аргумент об отсутствии аудиторий показался не очень убедительным, но потом мы посмотрели на сетку занятости и поняли, что это действительно так.
Лидия Валериановна Полубиченко: Абсолютно. Мы точно так же к этому отнеслись, потому что март выглядел очень хорошо. Когда мы в первый раз провели массовый экзамен той весной, после этого стало понятно, что в случае неудовлетворительной оценки у студентов не остается времени на серьезную подготовку к пересдаче. Английский не выучишь за неделю. А если надо пересдавать, то просто не остается времени. Поэтому мы договорились, еще с В. А. Дубыниным, что правильно будет сделать экзамен в марте. Искали со всеми структурами факультетскими время и вот нашли такое, когда еще и Ломоносов не наехал, а с другой стороны, когда мы успеем с вами что-то отполировать за первые четыре недели, и в марте замечательно сдадим. Потом те, кто сдадут не так, как надо, у них будет еще два месяца для подготовки и пересдачи. Но не получилось. Мы тоже смотрели на расписание аудиторий и поняли, что никак.
А. Г.: То есть, мне кажется, что сейчас уже стоит подумать о следующем курсе, потому что если мы попробуем что-то опять перенести для нашего курса, то это уже скорее вызовет новую волну возмущения.
Л.В.: Да нет, я думаю, что это уже просто невозможно.
Александр Андреевич Осмоловский: На самом деле, проблема не только в аудиториях, хотя приятно, что, в общем-то, занятость аудиторного фонда была просмотрена всеми участниками. Мы еще, поскольку у нас экзамен официальный, не можем его ставить не в экзаменационную сессию. Даже если у нас получается как-то закрыть на это глаза, у нас получается следующее: единственный вариант, который мог бы всех устроить – это день военной кафедры. По идее, если честно говорить, у остальных студентов этот день должен быть свободен. Но опять же, ввиду того, что факультет не резиновый, многие кафедры в военный день поставили свои курсы. И не абы какие, а в том числе и большой практикум. И получается тогда, что мы для экзамена вынуждены отменять занятия. Было решено идти на некоторый компромисс, учитывая то, что людям, которые, как сказала Лидия Валериановна, сдали неудовлетворительно, нужно предоставить время пересдачи. Компромисс заключался в том, что первый экзамен в сессию, настолько, насколько это возможно, был бы именно по английскому языку. Соответственно, сейчас, буквально на этой неделе, появится приказ о сроках экзаменационной сессии для четвертого курса. Тоже, честно скажу, с некоторыми нарушениями. Мы передвинем сессию на две недели вперед, чтобы влезть и с госами, и с выпускной квалификационной работой, сессия начнется 25-го апреля и, соответственно, 25-26 апреля будет наш с вами экзамен по английскому языку. Соответственно, пересдача где-то в районе 12-15 мая и полмесяца на то, чтобы как-то подготовиться и иметь возможность пересдать, у нас появится, потому что пересдачи мы должны закончить, до того как начнется государственная итоговая аттестация. Опять же, по договоренности с кафедрой английского языка, те недели, которые у нас сейчас получаются до сдачи английского, у нас будут как-то нагружены для того, чтобы к этому экзамену можно было подготовиться еще лучше и еще лучше отшлифовать знания студентов.
Ситуация объективно такая. Все противоречия, которые могли возникнуть, мы постарались свести к минимуму и это представляется наиболее удачным вариантом. Хотя, опять-таки, много всего мы нарушаем. Но по-другому никак.
Я думаю, что на следующий и последующие годы схема будет именно такая: в зависимости от сроков, в восьмой сессии первый экзамен будет по английскому.
А. Г.: Если сессия сдвигается на более ранний срок, то это компромисс, да.
А. А.: Ничего другого здесь сделать, к сожалению, невозможно.
А. Г.: У меня есть еще вопрос по поводу перевода. Он тоже считается частью экзамена?
Л. В.: Да, обязательно.
А. Г.: И его получается как-то выносить.
Л. В.: Это должны были преподаватели уже вывесить на сайте (и оно там уже висит) и должны были довести до всех групп четвертого курса эту информацию, как это будет. Около кафедры тоже висит бумажка, я там две отсутствующие запятые только вчера поставила. Поэтому точно все висит.
А. Г.: Вопрос такой: если одну часть экзамена можно вынести на более ранний срок, не обсуждается ли перенос других частей?
А. А.: Честно говоря, Не очень понял.
Андрей Владимирович Киташов: Вот, как у математиков и у химиков: у них контрольные студенты пишут я заранее.
А. А.: В этом плане? А что предлагается?
Л. В.: Что бы вы хотели вынести? У нас и так экзамен два дня: 25 и 26. 25 – письменная часть, пишут все, по вариантам, поэтому, соответственно, все материалы готовятся заранее. Писать многократно – это значит каждый раз новые материалы, у кафедры просто нет сил, это колоссальные объемы. У нас еще и для переписывания есть материалы, естественно, каждый раз новые. Плюс у вас еще висят на сайте материалы тренировочные, «демо-версии». Мы не покладая рук производим материалы, это большой объем работы. Поэтому письменную часть придется всем писать вместе. Устно можно, мы все равно в разных аудиториях будем вести, группами, по два преподавателя: один записывает, другой разговаривает, как положено на международных экзаменах. Это, может быть, можно сделать не в один день, а в разные дни и вынести до начала сессии. Может быть, не знаю, стоит ли.
А. А.: Это вопрос к вам, на самом деле.
Л. В.: Я думаю, что, помните, когда мы с вами проговаривали в середине семестра, мы как раз и говорили, что устный можно сделать в середине семестра порциями.
А. А.: Единственный вариант, если сделать устную часть до письменной, то тогда это можно сделать в группах согласно расписанию.
Л. В.: Согласно расписанию не очень получится, потому что там должно быть два преподавателя, а у них могут быть одновременно занятия в разных местах.
А. А.: Все опять упирается в ту же самую проблему.
Л. В.: Но в целом, думаю, ваш курс мы уже дергать не будем.
А. Г.: Все и так уже волнуются.
Л. В.: Волнение должно быть снято, потому что в прошлом году приходилось сдавать людям, у которых было еще меньше времени на дозревание до того, что формат-то совсем меняется. У нас был один пробный экзамен, где мы все это обкатывали и люди по желанию сдавали, уже сдавшие старый. Они могли сравнить. Там всего 20 человек было, это 2014 год. В 2015 году сдавали все массово и, на самом деле, сдали хорошо. И мы сами порадовались, потому что одно дело, когда в группах принимают, а тут вся кафедра, все по единым стандартам, все зашифровано, все объективно.
А. В.: Интересно, Анна, а почему именно английский вызывает такую тревогу? Или все экзамены взвывают панику?
А. Г.: Панику вызывает комплексная нагрузка на май. Потому что, когда одновременно происходит слишком много важных аттестаций, это напрягает.
А. В.: Но именно английский вызывал эту реакцию.
А. Г.: Просто очевидно, что госэкзамены на более ранний срок перенести невозможно, защиту дипломов тоже, поэтому хоть как-то люфт есть с кафедральными экзаменами и с английским. Если с кафедрами все договариваются внутренне и часть кафедр точно выносят экзамен на более ранний срок и это внутренние вопросы, обсуждение английского возможно только в таком формате.
А. В.: То есть, сам английский вопросов не вызывает никаких?
А. Г.: Не больше, чем все остальное.
А. В.: У вас или в целом у курса?
А. Г.: Думаю, в целом.
А. В.: То есть, мы говорим об академической проблеме, а не о проблеме английского языка?
А. А.: Можно маленький комментарий сюда же? В этом году мы постарались сделать, еще больший люфт в те сроки, в которые мы должны все завершить. Действительно, период с 11 апреля, условно, я беру прямо с конференции Ломоносов, в которой многие четверокурсников принимают участие, по 6 июня, это, фактически, апелляция результатов государственной итоговой аттестации, мы ее обязаны проводить теперь, все более-менее плавно и аккуратненько размазано, учитывая все требования, которые мы должны соблюсти. То есть, определенное количество дней для подготовки между экзаменами есть. И оно не так плотно сидит, как это было в прошлом году. Представляется, что будет чуть-чуть полегче, но чуть-чуть. Конечно, нужно брать себя в руки и понимать, что период будет насыщенный.
А. Г.: А когда мы узнаем сроки?
А. А.: Приказ, я надеюсь, что будет в пятницу вывешен перед учебным отделом факультета.
А. Т.: А вот все-таки, если говорить о разбиении экзамена на две части?
А. А.: Это как сочтет кафедра английского языка.
Л. В.: Я вот сижу и думаю о том, что сказала Аня. Мне надо поговорить с коллегами. Может быть, это осуществимо. Как и вы, мы уже так замучились с этим экзаменом, правда. И вот все время то сроки куда-то сдвигаются, то студенты начинают на пустом месте паниковать, то еще что-то такое происходит. Поэтому, когда уже мы определились: ладно, в сессию, в самом начале, чтобы была возможность пересдать, люди как-то уже успокоились. Но сейчас я попробую поговорить с коллегами, может быть, устную часть убрать из сессии? Вот, вы напишете письменную, а устная уже будет сделана. Оценки за устную мы не объявляем и не можем объявлять, потому что это всего лишь 25%, мы ее будем держать до проверки письменной и сведeния вместе. Но теоретически это возможно.
А. Г.: Может быть, в рамках последнего занятия?
Л. В.: Ну, да, именно так. Но нам тогда еще подумать надо. В сессию мы привлекаем людей всех. Кафедра обслуживает три факультета. Но у них же свои занятия. Поэтому должны с медицинского сняться, с почвоведения сняться. То есть там по два человека не очень может получиться. Но сейчас мы посмотрим, какие дни, какие загружены.
А. В.: Экзамен же сейчас сопряжен с сертификацией. Это новость?
Л. В.: Это новость. Три года назад мы начали обсуждать, три года назад поставил А.И.Ким эту задачу. При этом я тут собрала некоторые справки, по международной системе, с которой сейчас сталкиваются студенты всех факультетов, потому что многие сдают международный экзамен сами. Либо Кэмбриджский, либо TOEFL…
А. В.: А какой у нас?
Л. В.: У нас собственный. Кроме того, ЕГЭ, конечно. ЕГЭ тоже выстроено по международному стандарту. Те же требования, те же уровни, те же аспекты, эта унификация в мире уже произошла. Мы — первый естественнонаучный факультет, но на некоторых гуманитарных уже это делают. В частности, на факультете глобальных процессов. У нас на ФИЯР это делают, сертификатов мы не выдаем, но мы просто готовим к FCE или CAE, и они сами сдают Кэмбриджский, но подготовленные нами. Ну, это естественно, мы языковой факультет. А на естественнонаучных нигде такого нет, да и, честно говоря, на гуманитарных мало где. Но вот это уже делают целый ряд лет на факультете глобальных процессов благодаря Сироте Ольге, закончившей на нашем факультете аспирантуру и защитившей диссертацию. Она пошла туда работать заместителем декана по учебе и все поставила на эту основу. Вообще это хорошо. И я это сейчас чувствую, по тому, как мы смогли выровнять программу. Нас, конечно, к этому не хорошая жизнь привела. Во-первых, английский стал размазан по всем годам обучения по разу в неделю, это очень тяжело, если ты не найдешь способов, а в мире это уже сделано, «включить» студента, вот эта самая пресловутая автономия. И вы с ним договариваетесь, что он сам несет ответственность за свою учебу. Обеспечить его тем, что он будет делать самостоятельно, а, самое главное, как вы будете это проверять. Проверить то, что студент наработал – это много времени. Но это же не аудиторные часы, за них не отчитаешься. Не существует норм оценки дистанционного обучения, этого пока нет. Поэтому преподавателями это тоже тяжело и невыгодно. Тяжело было это перестраивать, тяжело учитывать, но А.И.Ким поставил задачу. Мы стараемся делать то, что хочет факультет для своих студентов и чего хотят студенты. Вот ваши студенты хотят высокого уровня языка. Факультет, как я поняла от Александра Иннокентьевича, хочет тоже, чтобы у студентов был этот уровень. Мало того, учитывая марку МГУ, многие места будут считать наш экзамен по международному образцу как сертификат знания языка. То есть, студентам не придется тратить дополнительные средства, чтобы еще раз проходить экзамен. Они в рамках своей нормальной студенческой жизни подготовятся к экзамену. Ну и, наконец, ректор, который везде произносит, и мы занесли это в стандарты, что это уровень B2. Выпускаясь из бакалавриата, люди должны знать язык на уровне B2.
А. В.: А какая-то договоренность с университетами других стран, что этот экзамен будет признаваться, она есть?
Л. В.: Конечно, это следующий шаг. Об этом не говорилось, как я понимаю, это не задача А.И.Кима, это задача вашего департамента, скорее, как я понимаю.
У Александра Иннокентьевича была задача в том, чтобы стандарты и учебные планы были на хорошем уровне. Кроме того, благодаря этому, нам удалось обратно ввести французский и немецкий языки, которые у вас выпали тридцать лет назад. И студенты очень жаловались, часто просили, мы что-то делали, создавали группы, совершенно на факультативных началах, но если там аттестация проходила, то мы находили даже способ внести это в диплом. Но это все было вот таким вот путем, очень тяжело и неудобно. Поэтому сейчас нам удалось, благодаря этому экзамену, для людей, уже имеющих уровни B2a и B2b, предоставить право выбора других иностранных языков. В прошлом году мы смогли предложить французский и немецкий. Или же они могли остаться с английским. Остальные обязаны были продолжать изучать английский, так как они еще не дошли до этого уровня.
А. В.: Т.е. биофак, благодаря Александру Иннокентьевичу [Киму] и вам, находится впереди?
Л. В.: Да, я это так вижу.
А. В.: А вот ваше впечатление, поскольку вы ведете занятия на разных факультетах, есть ли у студентов биофака какая-то специфика с точки зрения профессионала, преподавателя языка?
Л. В.: Есть, конечно. Ну, во-первых, биологи умненькие студенты. Вот, честно говоря, сколько раз мне предлагали возглавить кафедру перевода, то кафедру английского языка хотели создать, но я как прикипела здесь. Потому что умные студенты. Я преподаю и у нас на факультете, у нас тоже хорошие студенты, но ваших студентов я очень люблю. Конечно, медики не глупее. Но у них своя специфика. Им язык нужен на самых ранних этапах и больше, чем вам. У них язык только первые два года. Поэтому они поставили по 6 часов в неделю, что совершенно не нужно, они сейчас сами рыдают от этого. Это неправильно. Вот у вас слишком мало раз в неделю, у них слишком много. Но они его сами все равно учат. Их мотивировать на самостоятельную работу не надо. Поэтому через два года они его сдают и не бросают его, они не могут, им это надо. У вас студенты расслаиваются, от кафедры зависит. Есть кафедры, где они не могут бросить.
А. В.: А какие?
Л. В.: Вы знаете, я тут хуже ориентируюсь. Надо позвать того, кто заведует этой секцией. Я, к сожалению, сама лично могу на биофаке всего 4 часа вести. У меня основная нагрузка по своему факультету. Но, насколько я понимаю, прежде всего, ваше второе отделение – молекулярные биологи, вирусологи, иммунологи… Биофизики совершенно отдельны, мы им совершенно другие материалы даем. Все другое. Вот Марина Геннадьевна Попова, она для них ведет курсы из года в год, знает, что им надо, и книжку выпустила. Мы за последние 15 лет полностью обеспечили и обновляем учебные материалы. Биология обновляется и очень быстро. И чтоб студентов спровоцировать на обсуждение, причем не высосанное из пальца, а действительно заинтересованную речь, когда даже слабые студенты все равно жаждут что-то сказать, нужны интересные темы, а вы обновляетесь так быстро. То, что было интересно 10 лет назад, уже не интересно.
А. В.: Анна, чувствуется, что новые темы есть?
А. Г.: Ну, с нашей стороны действительно выглядит так, что материал довольно актуальный. Это очень приятно.
Л. В.: Абсолютно. Поэтому нужно обновлять. Вот, кстати, есть факультет физико-химической инженерии, мы их курируем. Их преподаватели оформлены у себя на факультете, но они ходят на все заседания нашей кафедры. Так вот, у них там трудно. У них замдекана считает, что нужно их научить тому, как устроен атом, вещество, а это не меняется, это основы физики. И вот, по учебнику, который 60 лет назад вышел, в котором кондовые тексты, которые, что правда, никогда не устареют, вот по этому их учат. И здесь мы, к сожалению, не нашли понимания.
Я бы обсудила магистратуру и аспирантуру. Мы же абсолютно перестроили программу магистратуры. И одно идет за другим логично. Я не знаю, Анна, пойдете ли вы в магистратуру, но в общем люди, которые уже прошли этот экзамен, для них мы ставим совершенно другие задачи в магистратуре. Там тоже язык раз в неделю.
А. В.: И плюс еще курсы на английском языке.
Л. В.: Да, плюс лекционные курсы на английском языке. Но я имею сейчас в виду именно практику английского языка. Мы же эту практику сейчас выстроили совершенно иначе, под то, что им надо уже понимать лекции на английском языке. И вот у вас есть некое впечатление, как они понимают, у меня есть некое впечатление, как они понимают. Но одно то, что они их слушают, у меня они еще и конспектируют обязательно и высылают конспект, уже хорошо. То есть, это и writing, не только listening. Раньше это было невозможно представить. Магистры приходили, и мы их распределяли среди студенческих групп. Сделать однородную пару групп было невозможно, они все были разного уровня, начиная от очень слабого. Сейчас они все могут, кто-то лучше, кто-то хуже, но они все могут.
А. В.: Можно ли сказать, что это преимущество интегрированной магистратуры?
Л. В.: Я не знаю. Я это так не рассматриваю. Но надо подумать.
А. В.: Александр Андреевич, а вы как думаете?
А. А.: Я тоже сейчас не готов ответить. Интегрированная магистратура штука, на самом деле, хорошая. Проблема состоит в том, что то, что называется академической мобильностью, студенческой мобильностью, оно может быть, в рамках интегрированной магистратуры не так хорошо развито, как в рамках «простого» бакалавриата и «простой» магистратуры. Безусловно, английский язык в магистратуре тоже нужен. Вопрос в том, в каком количестве он нужен, учитывая то, что мы сейчас вводим сертификационный экзамен, ставим его на те рельсы, которые нужны студентам и факультету в целом. Может быть, нужно подумать о том, что, учитывая наличие обязательных курсов на английском в магистратуре, причем нескольких, причем сразу же, говорить о том, что английский нужен… Может быть, например, опять, для расширения бэкграунда, попробовать какие-то еще иностранные языки. Немецкий и французский – это хорошо, за это надо держаться. Может быть, еще имеет смысл подумать о том, что вот мы даем базу, которая прописана в стандарте, мы ее даем полностью в бакалавриате, а в магистратуре может быть, будем просить кафедру давать в вариативной части, то, что называется «профессиональное общение».
А. Г.: Еще вопрос про сертификацию: не могли бы вы прокомментировать, почему технически неконвертируемы другие международные сертификаты в наш? Вопрос с позиции людей, которые сдают IELTS?
А. А.: Мысль понятна. Я, честно говоря, не знаю, откуда берутся такие проблемы. Все это упирается в результаты образования. То есть у тех, кто сдает IELTS параллельно, это получается дополнительное образование, которое они себе гарантируют. А мы обязаны предоставить образовательные услуги на уровне не ниже, чем в прописанном стандарте. И если мы будем записывать результаты дополнительного образования, это автоматически снимет, на самом деле, глупая ситуация получается, смысл учить дальше студента. А учить его мы обязаны.
А. В.: Проблема в том, что все системы сертификации адаптированы под свои цели и исходят из набора компетенций, которые оцениваются в баллах. Вот наборы компетенций могут быть разные. Наиболее широкие системы сертификации ориентированы на рынок труда. Если я не прав, поправьте меня, Лидия Валериановна. У наиболее широких систем разнообразие компетенций минимизировано. Поэтому, если вы хотите заниматься в науке языком, то это будет не то же самое, чтобы получить сертификат для работы в отеле. Это не тот же язык, который у нас в аспирантуре.
А. Г.: То есть, предполагается, что уровень компетенций у нас выше?
А. В.: Я думаю, что это так.
Л. В.: И он другой. Потому что мы вас учим специальному английскому и, соответственно, хоть экзамен и идет как международный, но он идет так, как ни один экзамен в мировой практике не строится. В этом формате, но по специальному биологическому языку. Мы формат наполняем тем, чему обязаны вас научить. Конечно, есть и общие вещи. Грамматика общая, никуда не денешься, и определенный пласт лексики. Но дальше идет и ваша специальная, и общенаучная лексика, хотя по общенаучной лексике есть экзамены, ориентированные на науку. Но все равно они так узко не специализированы.
А. В.: А может ли кафедра учитывать при приеме экзамена этот сертификат?
Л. В.: При приеме выпускного? А какой смысл? Если человек мог это сдать, то он прекрасно придет и сдаст. А учесть, чтобы снять с него обязанность ходить на занятия, я считаю неправильным. Потому что, во-первых, надо научить специальному языку. Термины, конечно, международные, но надо уметь их произносить. И многие неносители языка даже в лекциях на английском часто эти термины произносят неправильно. Наши преподаватели на это обращают внимание.
Терминология в биологических науках в принципе не такая как, скажем, у почвоведов. У почвоведов оно все исконное. Там, во-первых, наша, русская основа у многих терминов: подзол – the podzol – прелесть. Но, во-вторых, например, какой-нибудь корневой чехлик, он не международный, по-английски это будет root cap и, не зная английского, это не узнать. У биологов меньше проблем. Но научиться правильно произносить – это отдельная задача.
А. В.: Сейчас у нас аспирантура преобразуется в, пользуясь английской терминологией, школу. Появляется учебный план. Повлияет ли это как-то на то, как должен преподаваться английский язык? Я помню, как это было, когда учился я. Это было давно, я учился у Городецкой. И это были скорее научные семинары на уровне научпопа, где мы друг другу рассказывали, чем мы занимаемся. Сейчас то же самое? В принципе изменений нет?
Л. В.: Пока нет принципиальных. Понимаете, наш факультет вообще-то изначально мыслился как факультет, который собрал внешние кафедры со всего университета, но это было по желанию, кто не вступил, того не заставляли. Собрал бы, унифицировал бы. Единые программы, единые подходы, отбор преподавателей. У нас они проходят переаттестацию в должности. Кто соответствует, а кто не соответствует, мы решаем. И сейчас это продолжается. Мы хотели бы написать, разработать такие guidelines, как преподавать в аспирантуре, отдельно в гуманитарной, отдельно в естественнонаучной. И все это сделать для разных языков. Но вы же понимаете, если кафедра на мехмате, и еще на некоторых факультетах, самостоятельная и что-то там сама делает, то зачем? У них уже есть какая-то набитая шкала и вот по ней они будут работать и дальше.
А. В.: А у нас какие изменения для аспирантов будут?
Л. В.: Так вот я хочу закончить мысль: мы, наверное, сделаем это для тех факультетов, которые мы обслуживаем, как-то что-то унифицируем. Определенная унификация нужна, стандартизация. Наверное, что-то мы будем делать, но поскольку все там профессионалы и работают в этой области, то мы будем договариваться.
А. В.: С точки зрения аспирантов что-то изменится?
Л. В.: Я думаю, надо это оставить именно научными дискуссиями. Кроме того, надо прописать входной уровень, достаточно высокий, учитывающий, что, по-хорошему, люди должны иметь все навыки до этого воспитанными, включая и письмо. Чего, в общем, мы до введения этого экзамена массово не делали. И я уверена, что на тех кафедрах, которые не входят в систему факультета, этого не делается. Чтобы было письмо, говорение, восприятие на слух и чтение, причем чтение разных видов. Не только то, углубленное, которое проверяется переводом, которое с советских времен еще везде есть. Это нужно, но есть еще просмотровое чтение, есть чтение беглое для ответа на определённые вопросы. Если вы этим не владеете, то какой вы специалист? Вы же не можете углубленно читать всю вообще литературу. То есть эти вещи еще надо дорабатывать в аспирантуре, но вот на уровне говорения и восприятия на слух это должна быть именно дискуссия, это должна быть по-прежнему наука.
А. А.: Презентация, опять же.
Л. В.: Презентация обязательно. Презентация своих исследований и потом участие в конференции. Вот у нас не получилось, мы хотели впервые сделать межфакультетскую конференцию в рамках Ломоносовских чтений. Но у нас там свои заморочки. И вот из-за того, что неизвестно было, как это все будет проводиться и оцениваться, мы тормознули это все на год. Но это все будет, начиная с, видимо, старших курсов магистратуры и аспирантуры, это будут, видимо, презентации в рамках Ломоносовских чтений, с публикацией тезисов, все на английском языке, секция отдельная, исключительно английская. Будем просить участвовать заместителей деканов, чтобы это был высокий уровень.
А. В.: Вот мы так подходим к еще одной теме, которая у нас отложилась на определенное время. Мы хотели и сотрудникам как-то помогать в организации семинара, потом оказалось, что ожидания и представления сотрудников не соответствуют представлению профессионалов. И нам не удалось это сделать. Как бы вы оцени перспективу организации семинаров для сотрудников, учитывая открытие двух магистерских программ на английском языке? Насколько я знаю, на факультете есть уже не подпольные, но факультативные семинары.
Л. В.: Есть, он уже идет шесть лет, кажется.
А. В.: Тем не менее, можно ли поставить его на официальные рельсы, по вашей оценке?
Л. В. Я думаю, что да. Это нужно. Тем более у нас получается сейчас, что у магистров, которым вы читали курс и которые сейчас пойдут в аспирантуру, у них совершенно другой уровень знания языка. Я надеюсь, что дальше мы такой уровень будем воспроизводить. Соответственно наши сотрудники в подавляющем большинстве остаются на уровне значительно более низком. Эти люди уже элементарно смогут делать презентации по своей теме. Они воспринимают на слух все, что угодно, они умеют это записывать, они умеют конспект оформлять и сдавать, они умеют писать тезисы, статью кто-то пишет с бо?льшими ошибками, кто-то нет, но они знают структуру. Сотрудники многие этого не могут, это другое поколение. Их надо дотягивать до этого уровня.
А. В.: У нас два рассматривалось варианта. У меня есть такая мысль, что можно, например, преподавателей вашей кафедры пригласить в Звенигород. К нам [на биостанцию]. И там, на природе, проводить семинары. Это один из вариантов.
Л. В.: Это можно по-разному делать. Важно, кто будет это делать. Любое преподавание в конечном итоге упирается в это. Если найдется тот, кто это будет делать.
А. В.: Но вам удалось сейчас коллектив собрать?
Л. В.: Мне кажется, да. Сейчас почвоведы тоже запросили лекционный курс на английском языке, запросили по менеджменту, тоже от представителя нашей кафедры. Поскольку у нас есть люди с двойным образованием, языковым и неязыковым, был человек, у которого было такое образование. Вот она сделала курс. Медики взяли, чтобы свои 6 часов заполнить, систему дистанционных курсов. То есть у нас в очень разных направлениях вещи делаются интересные. В том числе курсы на языке для явно неязыковых специалистов.
А. В.: У нас же студенты все-таки заполняются по уровню.
Л. В.: Это, к сожалению, только в первые три семестра, а потом группы составляются по специальности.
А. В.: К сожалению для вас, но, может быть, не для нас.
Л. В.: Для вас хорошо, а для нас к большому сожалению. Потому что те, кто начинал на плохом или вообще никаком уровне, таких не так много, потому что хоть как-нибудь, но английский сейчас учат, но все-таки есть люди, которые вообще его никак не учили. Поэтому процентов 15 студентов есть очень слабых изначально. И вот если их за три семестра не удастся дотянуть до того уровня, чтобы их можно было смешать с остальными, то тут будут потом проблемы.
А. В.: Некоторых потом все-таки отчисляют. Но не столько, сколько отчисляют математики… Мы уже разговариваем час. Как я понимаю, на данный момент никаких нерешенных проблем нет.
Л. В.: Вот ваш курс был бы заинтересован в том, чтобы устную часть сдать в рамках последних одного-двух занятий?
А. Г.: Мне кажется, что да.
Л. В.: Мы об этом подумаем.
А. А.: Мне тоже это нравится. Но у меня убедительная просьба сделать это до 11-го апреля. Последнее занятие не попадет, там наложится универсиада.
А. Т.: А в последующие годы будет применена такая же схема?
Л. В.: Если она пройдет, то да.
А. А.: Да, я думаю, что да.
