Здравствуйте! Пётр Николаевич, начинаем с нашего традиционного вопроса: как вы пришли на кафедру энтомологии?
Мой путь на кафедру энтомологии, как, наверное, и у многих моих коллег, начался довольно рано. Если посмотреть мои детские рисунки, можно увидеть, что почти всегда это были изображения животных. Правда, в юности я больше интересовался птицами, пока ходил в областной кружок во дворце пионеров. Один раз этот кружок ездил на недельную летнюю практику, где нас заодно со студентами обучали основам полевой энтомологии. Это было в 1989 году, когда мне было 12 лет. Тогда я начал собирать свою собственную коллекцию насекомых. А на следующий год, когда мне исполнилось 13, я настроился заниматься энтомологией профессионально, настолько это меня увлекло.
Когда вы пришли на биологический факультет, вы сразу решили идти на кафедру энтомологии или рассматривали другие варианты?
Да, я сразу собирался пойти на кафедру энтомологии. Примерно тогда же, когда я решил стать энтомологом, я впервые оказался на нашем биофаке в роли участника Школьной биологической олимпиады. Я занял на этой олимпиаде первое место, что меня очень вдохновило и заставило поверить в свои силы. Я решил, что смогу поступить на биофак и учиться здесь. Я уже знал, что на биофаке есть кафедра энтомологии, и собирался туда с самого начала.
Вы упоминали практику, которая проходила совместно со студентами Челябинского педагогического института. А какие еще практики вы можете вспомнить? Все-таки практики — это значительная часть жизни полевого биолога.
Я увлечен практиками и сам сейчас много езжу на них в роли преподавателя. Началось это все довольно давно. Во-первых, у нас были практики в кружках. С 12 лет и вплоть до поступления в университет я ездил в Летнюю экологическую школу. Она возникла в 1990 году и проходила сначала в Псковской области, потом в Самарской области, затем на Белом море на Мудьюгском острове недалеко от Архангельска… Последняя школа, на которую я ездил, была в Большой Коше в Тверской области в 1994 году. Эти практики дали мне многое, хотя, пожалуй, не всё мне там нравилось: в те времена на них было много беспорядка. Я слышал, что потом это во многом удалось преодолеть, но тогда ощущение некоторой анархии было очень сильным. Но это давало возможность много ходить по лесам и собирать насекомых во время занятий.
Потом, конечно, были студенческие практики. После первого курса у нас был месяц в Звенигороде и месяц на Белом море, на ББС. После второго курса (тогда был несколько иной учебный план) у нас было два месяца в Звенигороде. После третьего курса у нас была двухнедельная энтомологическая практика в Пущино-на-Оке. С 2003 года, после небольшого перерыва, я стал ездить на летние практики биологического класса школы № 1543. Потом я несколько раз участвовал в летних практиках СУНЦ МГУ (Колмогоровского интерната) в роли преподавателя энтомологии. И, конечно, практики в Звенигороде, в которых я тоже теперь участвую в качестве преподавателя.
Обучение на биологическом факультете предполагает общение с достаточно большим количеством интересных и разноплановых людей. Можете ли вы вспомнить кого-нибудь, кто оказал значительное влияние на выбор вашего объекта изучения?
Я занимаюсь группой водных жуков подотряда Adephaga. Когда я пришел в университет, я уже знал, что буду заниматься жуками. Меня по-прежнему привлекает и интересует эта группа, но, надо сказать, что, зная немного больше о насекомых, я бы выбирал дольше. Тема водных жуков подотряда Adephaga (плавунцы и некоторые близкие семейства: вертячки, плавунчики), была предложена мне моим научным руководителем, Рустемом Девлетовичем Жантиевым, тогда заведующим нашей кафедрой. Он, посоветовавшись со своими коллегами, предложил мне тему, которой в то время в России мало кто занимался. Я нисколько не жалею, что занялся ей. Я узнал много интересного и, надеюсь, сделал что-то полезное.
Очень большое влияние на меня, как на энтомолога и преподавателя, оказал уже покойный сотрудник нашей кафедры, Герман Николаевич Горностаев. Он вел у нас практику в Пущино после моего третьего курса. У него была очень заразительная манера преподавания: он был большим энтузиастом насекомых и их разнообразия. Он заразил меня своим подходом к насекомым, и я решил, что хочу быть, как он. Я тоже хочу преподавать науку о насекомых, я тоже хочу пытаться познакомить людей с их колоссальным разнообразием. В какой-то степени эта мечта осуществилась.
По-человечески наибольшее влияние на меня оказал самый драгоценный мне учитель, с которым мы много общались после того, как я окончил университет, — Алексей Меркурьевич Гиляров, который преподавал нам экологию на третьем курсе. Он давал в конце своих лекций небольшие задания и по итогам этих заданий определял, кому поставить автомат, кому — полуавтомат (дать подготовить какую-то тему), а кому дать сдавать экзамен в общем порядке. Так как я ходил на все лекции и слушал их с большим интересом, я успешно делал задания. Из-за этого Алексей Меркурьевич обратил на меня внимание, и оказалось, что у нас с ним есть общие интересы, в частности музыка. Мы потом долго общались, вплоть до его смерти. Наверное, это три моих главных учителя: Жантиев, Горностаев и Гиляров. Кроме того, с различными техническими вещами моему научному руководителю тогда помогал старший коллега, Владимир Юрьевич Савицкий, который сейчас работает в Зоологическом музее МГУ. У него я тоже многому научился.
Жуки — это достаточно разнообразная группа, почему именно микронасекомые?
Потому что на нашей кафедре активно разрабатывается эта область энтомологии. Заведующий нашей кафедрой, Алексей Алексеевич Полилов, за последнее время сделал в ней большой прорыв, или даже много прорывов. Он тоже учился на нашей кафедре и делал дипломную работу и диссертацию у того же научного руководителя. Темой его дипломной работы были жуки-перокрылки — группа, к которой относятся самые мелкие жесткокрылые и самые мелкие свободноживущие, непаразитические насекомые. Занявшись для начала разнообразием этой группы, впоследствии Алексей Алексеевич решил, что перспективнее погрузиться в их эволюцию, в их особенности, связанные с миниатюризацией. Потом он расширил область изучения и стал крупнейшим в мире специалистом по мельчайшим в мире насекомым. Под его руководством у нас на кафедре это направление расцвело. В последнее время я подключился к его работе в плане функциональной морфологии (как работают морфологические структуры жуков-перокрылок) и того, что связано с полётом.
Среди ваших работ можно найти достаточно большое количество работ по жукам-плавунцам, но, казалось бы, эти жуки очень сильно отличаются от перокрылок. Они, во-первых, большие, во-вторых, живут в воде. Почему же вас заинтересовали обе эти группы?
Я с детства интересовался жуками и собирал насекомых. Довольно быстро мне посоветовали ограничиться какой-то одной группой, хотя бы одним отрядом. И я стал собирать жуков. Почему именно жуков? Мне свойственен некоторый перфекционизм, а я не чувствовал себя достаточно аккуратным, чтобы заниматься более хрупкими насекомыми, например, бабочками, хотя я люблю бабочек и иногда расправляю их. Я почувствовал, что если буду заниматься ими, то всё время буду себя упрекать, что я недостаточно качественно с ними работаю. А жуки, как летающие мини-броневички, привлекли меня своей неубиваемостью, своей не столь большой уязвимостью, как у некоторых других насекомых.
Жуками-плавунцами мне посоветовали заняться, потому что не так много народу в России ими занималось. Что касается перокрылок, то да, это совсем другое, хотя некоторые параллели здесь всё равно есть. Собирая жуков-плавунцов, я заодно собираю и других водных жуков. Так получилось, что именно среди водных жуков есть семейство Hydraenidae (водобродки). Эта группа сейчас считается (и, по-видимому, это правда) сестринской к жукам-перокрылкам. То есть, некоторый общий предок перокрылок был также предком одной группы водных жуков. Сейчас все представители водобродок живут в воде, и они довольно мелкие, хоть и не настолько, как перокрылки. Мы сравниваем, в частности, их крылья с крыльями перокрылок. Это естественно, потому что, чтобы разобраться в эволюции крыльев мельчайших жуков, надо попытаться представить, какими были крылья их предков. У нас есть все основания полагать, что их общие предки с другими жуками были крупнее, чем нынешние перокрылки, поэтому мы можем частично реконструировать крылья предков по аналогии с крыльями их современных ближайших родственников.
Проведём неожиданную параллель: у вас достаточно разные группы жуков в работах, но, тем не менее, они связаны и родственными связями, и некоторыми функциональными особенностями. А есть ли какие-то причины, почему у вас такие разноплановые статьи на «Элементах», где затронуты многие сферы зоологии?
Потому что я интересуюсь всем на свете! В этом меня поддерживал и вдохновлял Гиляров, который тоже писал статьи на «Элементы» на самые разные темы. Собственно, он и сосватал меня на «Элементы» в свое время. Когда у меня было больше свободного времени, я писал туда достаточно регулярно. В последнее время я пишу редко, но все-таки не оставляю это занятие, потому что мне интересно многое, связанное также с другими аспектами биологии, да и не только биологии. У Гилярова были очень разнообразные интересы. Я уже упомянул, что кроме биологии он интересовался музыкой и литературой. Для людей такого склада, к которым и я отношусь, нет границ между научной деятельностью и другими областями знаний: для нас всё это один большой мир, в котором множество параллелей, множество связей. Один из моих любимых писателей, Набоков, как вы, наверное, знаете, был энтомологом. Он писал научные статьи о семействе голубянок, но это не мешало ему заниматься литературой. Я думаю, это даже помогало: в его романах и пьесах можно заметить, что энтомологические интересы добавляли что-то к его творчеству.
У вас есть не только научные статьи на «Элементах», но и те, которые можно отнести к публицистическим, например, вы обозревали достижения Нобелевских лауреатов.
Да, был такой период в моей жизни, когда я сделал серию статей о биологических достижениях. Меня эта тема заинтересовала, и редакция «Элементов» поощрила этот интерес.
Вас больше интересует Нобелевская премия как явление или открытия, за которые её присудили?
Конечно, сами открытия, просто уж так получилось, что Нобелевская премия самая известная. Это могла бы быть и другая премия, но должна же какая-то премия стать самой известной. Был только один энтомолог, которому за его энтомологические исследования дали Нобелевскую премию. Это был Карл Фриш, исследователь поведения пчел. Так как эта премия самая знаменитая и престижная, она дает нам представление о том, что в настоящий момент эксперты считают важнейшими достижениями ныне здравствующих биологов. Это на слуху, поэтому интересно рассказывать читателям подробно, но при этом достаточно популярно о таких открытиях.
Популярные статьи на «Элементах» — это прекрасный образец научного творчества. Они помогают людям, которые далеки от науки в силу своих профессиональных интересов, расширить кругозор и понять, что вообще происходит в мире. Если я не ошибаюсь, последняя Нобелевская премия по биологии была присуждена за изучение истории неандертальцев. Мне кажется, прекрасно, что и энтомологи не оказались в стороне. Поведение пчел невероятно важно, потому что они — опылители, а мы в значительной степени питаемся всё-таки растительными продуктами.
У нас есть традиционная рубрика «советы самому себе». Пётр Николаевич, какой совет вы бы дали себе на первом курсе?
Хороший вопрос, спасибо большое. Стоит сказать, что я окончил университет в 1999 году, и с тех пор что-то могло измениться, поэтому мои советы могут оказаться нерелевантными для нынешних студентов. Я начну с совета, который дала мне моя мама. Совет может быть банальный, но полезный, и я рад, что следовал ему. Совет состоял в том, чтобы ходить на все занятия. Моя мама тоже была университетским преподавателем, хотя она преподавала экономическую теорию. Я, в отличие от большинства студентов, не пропускал занятия. Я не жалею об этом и другим советую.
Другой совет, который никто не дал мне в те времена, но который бы пригодился, состоит в том, что я слишком сильно плыл по течению и не осознавал, насколько многое зависит от меня самого, от моего выбора, от моей инициативы. Я полагал, что, посещая все занятия и слушаясь научного руководителя и других преподавателей, добьюсь успеха. Конечно, каких-то успехов я добился, но я добился бы большего, если бы меньше слушался и больше пытался, сориентировавшись самостоятельно, выбирать темы и методы, которые стоит осваивать. Нужно было изучать проблемы, которые мне не рекомендовали, но которые меня по той или иной причине могли заинтересовать. Нужно было больше верить в свои силы, больше искать что-нибудь помимо того, что советуют другие. Вот какой я бы дал совет нынешним студентам.
Прекрасный совет, думаю, многие из наших читателей найдут его для себя весьма полезным. Как действующий преподаватель, что бы вы посоветовали нынешним студентам, или тем, кто, возможно, еще только поступает на наш факультет?
Я думаю, что мой главный совет — это держать руку на пульсе современной науки. Преподавание неизбежно отстает от науки. Учебники, лекционные курсы, семинары и практикумы устаревают. Мы должны помнить, что наука — это динамичная система, которая непрерывно развивается. У неё есть передний край, который неизбежно оказывается в русле преподавания с некоторым опозданием, часто с довольно большим опозданием. Мне кажется, мы должны учить студентов читать современную литературу, быть в курсе событий и работать так, чтобы их исследования были частью современной научной литературы. А чтобы следить за наукой и читать статьи, очень важно хорошо знать английский язык, поэтому ещё очень важный совет — это неустанно совершенствоваться в английском языке.
Ну, и вопрос, который, наверное, интересует большую часть нашей аудитории. Каково это, опубликоваться в Nature?
Приятно, лестно. Мой вклад в эту статью далеко не первый. Я значусь там третьим автором, и это, прежде всего, заслуга моих коллег. Но мне очень приятно, что я приложил к этому руку. Руководитель проекта, Алексей Алексеевич Полилов, с самого начала говорил: «Вот, будем делать статью в Nature». И когда первый автор, Сергей Эдуардович Фарисенков, уже сделал довольно много в этом направлении, Попилов его спрашивал: «Ну, когда ты начнешь уже писать статью в Nature?». Всеми общими усилиями статью написали, и она была не просто опубликована, но и оказалась на обложке.
Это весьма ожидаемо, потому что фотография на обложке потрясающе красивая. Мне кажется, её можно назвать произведением искусства.
Спасибо, но надо сказать, что эта фотография наихудшая из всех предложенных. Она, конечно, очень эффектна, но её выбрали за простоту, а не за научную составляющую. На ней всего лишь изображен наш объект, Paratuposa placentis, один из мельчайших жуков-перокрылок, уже после смерти и с высунувшимися из под надкрыльев в процессе умирания крыльями. Алексей Алексеевич Полилов предложил также несколько других, более содержательных фотографий, где были показаны модели полета и стоп-кадры полета. А редакция выбрала именно эту фотографию, так как она простая и понятная: вот жучок, вот у него необычные, похожие на перья, крылья. Но саму статью выбрали за содержание и за интерес, который она вызвала, когда была опубликована онлайн.
Благодарим вас за интервью! Желаем успехов, больше интересных работ, больше интересных объектов, и чтобы наука о микронасекомых продолжала развиваться.
Источник: https://m.vk.com/@bioprofkom-intervu-s-petrom-nikolaevichem-petrovym-kafedra-entomologii